город. голод. мы курим в туалете, болтая о лете, опускаясь в плие, что сквозит в каждом раненном мной пистолете. ты смываешь, смеясь, с меня чистую грязь и взмываешь синицей в солёное небо, облака-обличители. смотрит вдаль миндалевидный почерк, танцуют гавот полупьяные тени. по склонам тебя грубовато струится нежность. посвёркивал висмут, стремительно падали падежи, слова под ногами сновали. основа любого контакта – такт, повторяю я снова и снова. соскребая душу со дна бутылок, был пылок, но вскоре остыл. твой след простыл, лежит с температурой, и никакая панацея не поможет. и что-то гложет, сожжены мосты, и только ты всему виной. не я, а ты. не понимаю, чем ты был неплох, не сплю врасплох, не предъявляю тебе иск за нарушение любовных обязательств: ненужный риск, да и вообще – пустое.. завралась, сорвалась, собралась было сдаться, но передумала. однородные члены, мускат позывных предложений. неразличимые фигуры речи. подлежащее, подлость, призвук размашистых жестов. размажь наотмашь по асфальту, я не тускнею, я навёрстываю счастье, я так утоляю восторг. алеет в тишине восток, цветёт сирень, текут аллеи. дни заполнены до краёв, сердце работает сверхурочно, я прочно закована в одиночество. тебе эта улыбка не к лицу, развеет ветер сизую пыльцу, вывернет обидой наизнанку. холодного моря волнистая кромка, кричи меня громко, кричи меня так, чтобы пулей в висок. стекает в лопатки черешневый сок, когда ты живой, мне хочется сдохнуть, мне хочется биться о май головой. ты обмакнёшь меня в цианистую боль, но нет, не горячит – горчит давно поблёкшей медуницей. я напоследок промолчу тебе о главном, такие от- и докровения.